Рассказы от Семёныча

Армейская дружба

Самолет коснулся шасси взлетно-посадочной полосы и, подпрыгивая на стыках бетонных плит, снижая скорость, помчался по ней на другой конец. Завершив пробег, Ил-18 медленно подрулил к зданию аэропорта. Полоса была мокрой от недавно прошедшего дождя, но тучи уже скрылись за сопками, и из-за них выглянуло осеннее солнце. Несмотря на то, что, было, начало октября, многие деревья стояли зеленые, осень еще не вступила в свои права, но в живой природе уже чувствовалось угасание перед грядущей зимой.
Доехав на автобусе до железнодорожного вокзала, Георгий у первого встречного поинтересовался, где находится военная комендатура. Оказалось, что она расположилась здесь же на привокзальной площади. Дежурный комендант, в чине капитана, скучая, сидел, отделенный от посетителей стеклом. На нем был подогнанный по фигуре мундир, затянутый портупеей с пистолетом на правом боку, сапоги сверкали зеркальным блеском, фуражка с высокой тульей была с особым шиком надвинута на правую бровь. Всем своим видом комендант подчеркивал высочайшее пренебрежение к любому, кто не носит военный мундир.
- Такой и разговаривать не будет - подумал Георгий и протянул коменданту предписание.
К его удивлению, капитан очень вежливо объяснил, что в штабе сейчас никого нет, и Георгию надо будет прибыть туда утром к 9 часам. Потом, не дожидаясь вопросов, написал записку в гостиницу и с доброй улыбкой сказал:
- С этой запиской Вас поселят в гостинице, но если у администратора возникнут какие-нибудь вопросы, то позвоните сюда в комендатуру, и все вопросы будут благополучно разрешены. Желаю успеха в службе, может
быть, еще когда-нибудь увидимся.
После такого приема на душе у Георгия стало легко и все тревоги, которые одолевали его во время многочасового перелета, прошли сами собой. Тревожился он не напрасно. После окончания индустриального института, вместо распределения на работу по специальности, он и еще ряд студентов были призваны в армию, так как закончили военную кафедру инженерных войск. Каждый из них получил предписание, с указанием места расположения и номера войсковой части, где им предстояло служить два года. У Георгия в предписании было записано: г. Южно-Сахалинск, в/ч 11902. Тревожило не дальнее расстояние, а то, как его примут в армейской среде, сумеет ли он стать таким же офицером как те, что окончили военные училища, будет ли он своим для них или останется просто «двухгодичником»?
На следующее утро, ровно в 9.00 Георгий предъявил предписание часовому у входа в штаб. В отделе кадров его встретили два офицера, подполковник и майор. Вежливо расспросив, о его биографии, подполковник, обращаясь к майору, спросил:
- Куда его направим - в южную или северную дивизию?
- В северной дивизии большой некомплект в саперном батальоне, направим туда - ответил майор.
- Сейчас выпишем тебе предписание, и вечером поедешь в северную дивизию – сказал Георгию подполковник.
- А можно посмотреть на карте, куда ехать? - попросил Георгий, кивнув головой на большую карту Сахалина, которая закрывала почти всю стену кабинета.
- Смотри выше, где залив Терпения - сказал майор, когда Георгий стал искать поселок Леонидово в окрестностях Южно-Сахалинска, - вечером сядешь в поезд и утром будешь в Леонидово.
Весь день Георгий знакомился с городом. Особенно ему понравился краеведческий музей, построенный в китайском, а может быть японском, стиле. Во всяком случае, вышел он из него достаточно подкованным по истории острова. Еще его поразило то, что все встречные девушки были одеты по последней моде, но фасоны нарядов не повторялись. Ткани были раскрашены в яркие цвета, и палитра их включала всевозможные тона и оттенки. Это создавало неповторимое очарование, и не было похоже на города, оставшиеся на материке, где большинство девушек одевались одинаково. А может, это ему показалось, просто все новое воспринимается нестандартно и всегда кажется оригинальным.
Купе вагона, миниатюрное, как и сама узкоколейка, приняло Георгия вечером, чтобы утром следующего дня выпустить его на платформе станции Леонидово. Сопки, мимо которых ехал поезд, были сплошь покрыты пеньками от спиленных деревьев и напоминали щетину на щеках опустившегося пьяницы. Во всяком случае, глаз этот пейзаж не радовал.
Невысокого роста, с крупными залысинами на лбу, начальник отдела кадров майор Таганский, любимец дивизии, встретил Георгия словами:
- Поздравляю Вас с прибытием в Краснознаменную Сахалинскую мотострелковую дивизию. Дивизия кадрированная, но имеет хорошие традиции, принимала участие в освобождении Сахалина, за что и получила почетное наименование. Думаю, что служба у Вас сложится удачно, у нас много двухгодичников и большинство из них служат не хуже кадровых офицеров. Уварен, что, познакомившись с ними, Вы станете друзьями. Сейчас выпишу Вам предписание, и Вы поедете на юг, в саперный батальон.
- Ну и дела, - мысленно усмехнулся Георгий, - там отправляют на север, здесь на юг.
- Хотим назначить Вас командиром раведывательно-водолазного взвода, - продолжал Таганский, - взвод отличный, удержишь это звание два года - получишь орден Красной Звезды.
- Не надо мне ордена и как я могу командовать водолазами, когда я их даже не видел. - возразил Георгий, - могу командовать саперным или инженерно-техническим взводом.
- Ну, как хочешь, - согласился Таганский, - есть вакансия командира взвода хранения и обслуживания техники, назначим туда. А сейчас иди в гостиницу и жди когда придет машина, в батальоне уже знают о твоем
прибытии и командир роты отвезет тебя в часть.
Только под вечер в номер к Георгию зашел высокий капитан и, представившись командиром понтонной роты, сказал, что машина стоит у гостиницы и можно прямо сейчас ехать, чтобы засветло добраться до места.
В кабине ЗИЛ-157 было не тесно. Водитель, солдат срочной службы, лихо вел ее по берегу моря. Во время поездки Георгий узнал, что Поронайск здесь называют Парижем, Леонидово - Лондоном, а Гастелло, где расположен саперный батальон - Гамбургом.
Резко свернув с берега, машина влетела в поселок, который встретил Георгия пустыми глазницами окон и полуразвалившимися стенами домов из серого кирпича. Это было настолько неожиданным, что Георгий невольно спросил:
- Вас что обстреливали с моря?
- Нет, - усмехнулся капитан, - в этих домах мы живем. Остались от японцев, офицеры служат здесь до замены, дома капитально не ремонтируют, вот они и приобрели такой вид.
Машина через КПП въехала в гарнизон, который, как и следовало ожидать, имел довольно-таки чистый вид, чем резко отличался от поселка.
Командир батальона подполковник Исаев был назначен на эту должность недавно и то только по замене. Худой, с нескладной фигурой, слабо знающий тактику инженерных войск, популярностью у офицеров дивизии он не пользовался. Его любимое выражение, было - «понимаешь», которое он вставлял в свою речь, как связку между двумя словами. Поэтому весь личный состав батальона развлекался тем, что во время развода, когда Исаев ставил задачи, считал, сколько раз будет произнесено это пресловутое «понимаешь». В противоположность ему начальник штаба батальона майор Трепачев, также недавно назначенный на эту должность с должности командира роты, имел шумный успех как большой любитель выпить и мастер гонять солдат, да и подчиненных офицеров тоже. Он имел средний рост, был крепко сбит, с большими губами и красным лицом, непонятно только от чего, то ли от загара, то ли от большого количества горячительных напитков. Но была у него и хорошая черта - если он давал офицеру выходной, то ни при каких обстоятельствах не вызывал его на службу, здраво рассуждая, что отдохнувший офицер принесет больше пользы, чем уставший и злой на весь свет потому, что внезапно нарушились личные планы. Кроме того, он не боялся отстаивать свое мнение перед любым командиром.
Вот эти два командира и встретили Георгия, с ними ему предстояло служить два года.
Утро вечера мудренее, - философски заметил Трепачев, - сейчас пусть идет отдыхать, а завтра утром переоденем его в форму и представим личному составу. Жилье выбирай себе сам, или бери отдельный дом, вон их, сколько стоит, или живи с другими офицерами. Рекомендую лейтенанта Егорова командира саперного взвода, он, как и ты двухгодичник, живет один.
Георгий воспользовался советом майора Трепачева и уже через полчаса знакомился с лейтенантом Егоровым, которого он потом называл не иначе как Егорушкой.
Егорушка был известен всей дивизии своим внешним видом, флегматичностью и покладистым характером. Если надо было возвести КП, отрыть фортификационное сооружение или провести другие инженерные работы, командир дивизии направлял только Егорова. Володя носил галифе от старой полевой формы, старый китель и новую фуражку, сапоги всегда были разбиты, и чистил он их только в крайнем случае. Упитанный, с четко обозначенным брюшком, он никогда не выходил из себя и относился ко всем событиям в своей жизни философски.
Георгию хотелось о многом расспросить Егорушку, но тот предложил лечь спать, здраво рассудив, что сон -лучшее время для солдата.
Утром по дороге в часть Егорушка поведал Георгию о том, что саперный батальон в дивизии считается отличным и поэтому всех дивизионных «разгильдяев» из числа солдат срочной службы направляют в батальон на перевоспитание. Прежний командир батальона подполковник Петряев сумел вывести батальон в передовые. Однако, со слов Егорушки, у Георгия сложилось мнение, что добился этого Петряев не хорошо поставленной боевой и политической подготовкой, а только за счет хозяйственных работ, на которые он направлял подчиненных. Солдатам это нравилось, все они получали за работу подарки в виде электробритв и других предметов солдатского быта, но как показалось Георгию, более крупные подарки оседали в квартире командира батальона. Тем не менее, своими мыслями он не стал делиться с Егорушкой, боясь обидеть нового друга, который души не чаял в прежнем командире батальона.
Заместитель командира по тылу майор Гаврилов был колоритной фигурой. Внешне он походил на Суворова на известном портрете. Начал он военную службу солдатом на фронте и за тридцать лет дослужился до майора. Сейчас он ждал приказа на увольнение и желал, чтобы он как можно дольше не приходил. Вся его жизнь была связана с армией, он сросся с ней, и не представлял себе другой жизни. Честный служака, он был настоящим отцом для солдат, постоянно радеющим за то, чтобы у них было все, что положено, согласно установленным нормам довольствия. За это солдаты с уважением называли его «Батей». Подчинялись они ему с охотой, а не только потому, что этого требовали субординация и Уставы. Благодаря стараниям майора Гаврилова саперы, постоянно копающиеся в земле, выглядели чище и опрятней, чем солдаты других родов войск дивизии. Гаврилов отвел Георгия на вещевой склад, где ему выдали весь комплект офицерского обмундирования. Завернув все это добро в плащ-палатку, Георгий оттащил огромный узел домой. Там, наскоро пришив погоны, облачился в офицерскую полевую форму и в таком виде представился командиру батальона, как того требовал Устав внутренней службы. Вообще-то Устав требовал представляться в парадной форме, но в дальнем гарнизоне на такое отступление смотрели сквозь пальцы, и, с другой стороны, парадную форму надо было еще оборудовать, а на это просто не было времени.
Командиры рот, почти все капитаны, отнеслись к новому офицеру равнодушно, ну прибыл служить, тут часто новые офицеры прибывают, кроме того, он двухгодичник и поэтому конкуренцию при выдвижении на открывшуюся вакансию не составляет, пусть себе служит. В отличие от них командир саперной роты лейтенант Калнауз лелеял голубую мечту - получить старшего лейтенанта. Высокий, черноволосый с большим носом, он всегда старался подчеркнуть свою строевую выправку, которой на самом деле не обладал. Он не оканчивал военного училища и поэтому имел кругозор неандертальца, а точнее не имел никакого, но при этом сообразил, что путем доносительства и угодничества можно преуспеть в жизни и достичь желанной цели - чина старшего лейтенанта. Несмотря на все его старания быть «своим парнем», офицеры батальона сторонились его и за глаза смеялись над его голубой мечтой.
Замполит батальона майор Березинец искренне верил в то, что только политическая подготовка способна сделать хорошего солдата, и поэтому о боевой подготовке радел меньше, чем о политической. Он стремился стать хорошим политработником, поступил для этого в педагогический институт, но видно для этой работы знаний и желания еще недостаточно, нужен еще и талант, которым, к сожалению, Березинец не обладал. Свою работу он строил на запретах, и в этом была не его вина, а скорее беда, так как тогда вся жизнь строилась на запретах, оправданных и неоправданных. Сразу после знакомства он заявил Георгию, что поручает ему вести политзанятия с личным составом и «изберет» его секретарем комсомольской организации. Георгий не возражал, так как возражать еще не научился, полагая, что раз надо то надо, начальству в армии возражать - портить свое здоровье и, кроме того, он чувствовал в себе силы для такой работы, к тому же у него был небольшой опыт еще в институте.
Но самым интересным офицером был заместитель по технической части майор Галимуллин. Невысокого роста, полноватый, с руками, покрытыми белыми пятнами, как он сам считал от часов с фосфорным покрытием циферблата, майор был мастером своего дела и отличным педагогом. Не употребляя крепких выражений, он добивался четкого исполнения своих приказаний. Справедливый и требовательный, майор производил впечатление скорее старшего товарища, чем командира облаченного властью, которой он пользовался в высшей степени умело и тактично. Что бы ни случилось, он всегда спрашивал: «Почему ты это сделал?» Выслушав объяснения и поняв, какими соображениями пользовался офицер или солдат, поступая тем или иным образом, он говорил: «Это ты сделал правильно, а вот это в следующий раз делай так-то и так-то». И не было случая, что бы в подобной ситуации кто-то поступил не так, как советовал зампотех. Не удивительно, что коммунисты батальона избрали его секретарем партийной организации. Чаще люди шли за советом к секретарю парторганизации, а не к замполиту, и это вызывало у Березинца чувство ревности. Но к чести его он понимал, что без Галимуллина ему было бы очень сложно работать, и поэтому он стремился всячески поддерживать секретаря парторганизации.
Решая вопросы технического обеспечения, он постоянно придумывал различные новшества, чтобы сократить норматив по выходу батальона по тревоге. Продумав все, майор Галимуллин, обращался к тому офицеру, кто воплощал его идеи в жизнь с вопросом:
- Как ты думаешь, если сделать следующим образом, это сократит норматив?
Естественно, что решение зампотеха принималось, но получалось так, что идея майора становилась и идеей исполнителя, нечего говорить о качестве воплощения в жизнь такой идеи. Это был безошибочный педагогический прием, направленный на то, чтобы привлечь офицера к творческой деятельности не по необходимости, а по внутренней потребности, как соавтора идеи.
Для Георгия было большим счастьем, что он начал свою офицерскую службу под началом такого чуткого, грамотного и порядочного офицера. Именно у него он взял самые хорошие черты воспитателя для своей дальнейшей карьеры и всегда стремился использовать их при работе с молодыми офицерами. Но это было потом, а сейчас зампотех ставил ему задачу расконсервировать четырехкиловаттную инженерную электростанцию, испытать ее на всех режимах и подготовить к предстоящим учениям.
Вместе с мотористом Георгий пошел в парк, где они выкатили из бокса электростанцию и приступили, как говорится в армии, к выполнению задания.
Расконсервировать станцию, было делом нескольких минут, и Георгий уже представлял себе, как будет докладывать зампотеху о том, что станция подготовлена к работе. Но прошло полчаса, час, два, а станция никак не
хотела запускаться. Что только они ни делали, - прочищали карбюратор, регулировали зазор, протирали свечи, заливали напрямую бензин, одним словом все возможное, однако двигатель «молчал, как партизан». Солнце зашло за сопки и начало быстро темнеть. Мимо парка потянулись офицеры, закончившие работу и, одни степенно, другие быстрым шагом направлялись к домам, где проживали их семьи. Никто из них не обращал внимания на то, что в парке продолжается работа. Это было естественно, если бы они не закончили дневные дела, то тоже остались бы доделывать незавершенную работу. Они сами не раз бывали в подобных ситуациях, и не видели ничего странного в том, что этим занимается какой-то незнакомый им офицер.
Отчаяние потихоньку стало овладевать Георгием, первое и очень простое задание он не может выполнить. В памяти всплыло событие двухмесячной давности, когда на военных сборах в Семипалатинске начальник кафедры принимал у него присягу, единственного из всех студентов, стоящих в строю. После того, как Георгий подписал текст военной присяги, полковник Макарихин пожал ему руку и сказал: «Уверен, что Вы станете отличным офицером, и достойно продолжите семейную традицию служения Родине». Оставалось только одно решение, пока эта проклятая станция не будет запущена, не уходить из парка.
В это время к нему подошли два офицера-танкиста, старший лейтенант и лейтенант. Оба были в запыленной полевой форме и, судя по их разговору, только что прибыли с полигона, где отрабатывали вождение танка. Старший лейтенант был крепыш среднего роста с сильно загорелым лицом. Всем своим видом он напоминал офицеров русской армии времен первой мировой войны, во всяком случае, так показалось Георгию. Второй, лейтенант с черными усами, в фуражке с опустившейся тульей, и напоминавшей блин, скорее всего, был похож на одесского жулика, чем на офицера. Не поздоровавшись, не спросив, кто такой, старший лейтенант спросил:
- Чего мучаешься, не заводится?
- Да, вот - развел руками Георгий, - ничего не получается.
- Дай-ка отвертку - протянул руку лейтенант.
Присев возле станции на корточки, оба офицера начали колдовать над ней, изредка перебрасываясь словами. Было видно, что они хорошо понимают друг друга. Зачастую, кто-нибудь из них протягивал руку и другой без слов подавал ему тот или иной инструмент. Георгий не знал, что ему делать и только молча смотрел, как эти двое работают. А они, казалось, забыли о нем. Для них сейчас существовала только эта станция, которую надо запустить. Минут через двадцать, старший лейтенант сказал лейтенанту:
- Крутани-ка рычаг.
Чудо произошло, двигатель, который они безуспешно пытались завести в течение нескольких часов, зачихал, задергался и, набрав обороты, ровно загудел.
Танкисты положили инструменты, вытерли руки ветошью и, произнеся фразу: «Будет нужда - зови, поможем», так же неторопливо, как и раньше, пошли домой.
Георгий стоял в растерянности, он не успел поблагодарить своих добровольных помощников, и, с другой стороны, было радостно, что задание, хотя бы, таким образом, но выполнено.
Докладывая майору Галимуллину, Георгий рассказал ему, как это все произошло.
- В этом и заключается военная взаимовыручка, - улыбнулся майор, - ты еще подружишься с ними, я знаю этих ребят.
Дома Георгий рассказал Егорушке о том, что с ним случилось.
- Это Сугай и Бородич, - ответил Егорушка, и, подняв вверх большой палец правой руки, добавил - вот такие ребята. Сугай - кадровый офицер, а Бородич, как и мы, двухгодичник. При первой встрече познакомлю тебя с ними.
Пророчество майора Галимуллина сбылось очень быстро. Уже на следующей неделе Егорушка познакомил Георгия с этими офицерами и, буквально с первого дня знакомства, они стали хорошими друзьями. Потом были еще другие знакомства, другие друзья, но тот пример воинской взаимовыручки и армейского братства, который они преподали ему в первый день службы, Георгий пронес через всю свою жизнь.